Корреспондент портала Leftfront.org Мария Кольцова взяла интервью у известного российского журналиста, телеведущего, участника Левого Фронта Максима Шевченко. Разговор шел о состоянии левого движения в России и мире, о перспективах новой революции, системных проблемах путинской России, а также о грядущих выборах президента и праймериз, проводимых Левым Фронтом.
Сильны ли сейчас левые идеи в России и в мире?
В России КПРФ, при всей критике в её адрес, — это парламентская партия с 15% в Госдуме. Это достаточно серьёзная левая парламентская оппозиция, стабильно сохраняющая своё положение. В мире левые занимают достаточно сильные политические позиции, например, часть лейбористской партии Великобритании во главе с Джереми Корбином. Во Франции представитель левых сил, коммунист Меланшон, на президентских выборах получает 21%. А если левые заключают широкую коалицию между коммунистами и более либеральной частью — социалистами, то получается вообще 40-50%. Плюс к этому социальную левую повестку подхватывают многие националистические партии, как «Свободная партия Австрии» или «Национальный фронт» Марин Ле Пен. Эта повестка востребована в мире, где идёт война между правящими элитами и угнетёнными массами. Ведь левая идея – совсем не маргинальная идея. Это единственная идея, которую боится капитал. Правящие мировые элиты боятся восстания масс под лозунгами новой социальной революции.
Владислав Сурков написал недавно статью «Кризис лицемерия» о западном обществе. В России сейчас тоже кризис?
Кризис лицемерия во всём западном мире. Современная Россия — маргинальная часть западного мира. По крайней мере, в лице её властной и околовластной элиты. Но очевидно, что это больше не устраивает народ. Все понимают, что правящие элиты лгут, чтобы продолжать управлять людьми. «Кризис лицемерия» — это статья о том, что демократические институты добровольного согласия людей с этой лицемерной властью больше не работают, поэтому власть будет вынуждена, предупреждает Сурков, перейти к тирании, принять имперскую форму правления. Игры в демократию, в так называемый общественный договор заканчиваются. На подходе эпоха нового Октавиана Августа. То есть эпоха персонифицированного обожествления самого принципа государственной власти и госаппарата, этой власти служащего.
Я не верю, что в современной России будет кризис просто так вот, ни с того ни с сего. Но нужно быть готовыми, что кризис придёт извне. Россия – это периферийное государство. В нашей стране кризисы возникают из-за того, что она свой внутренний формат не совмещает с внешним давлением, с внешними обстоятельствами — мировой войной, холодной войной и т. д. Я уверен, что давление на путинский режим, на новую российскую либеральную империю, какой она сейчас является, весьма велико. Сейчас Россия — это империя корпораций, банков, работающая на экспорт. Как и всегда, впрочем, в истории Российской Империи, при всём патриотическом пафосе и надувании щёк.
Но это действительно, пусть и маргинальная, но империя — суверенная территория, имеющая военные и экономические инструменты экспансии, управляющаяся выведенным за рамки общих демократических законов госаппаратом, подчинённым только вертикали власти. Давление на эту империю со стороны глобального капитала и глобального империализма будет, безусловно, увеличиваться. И империя рано или поздно не выдержит этого давления, как не выдержала когда-то романовская империя. Когда этот слом произойдёт, сначала будет период либерального и националистического майдана, а потом придёт очередь левых — единственных, кто может говорить от имени народа и на языке народа. Но это будет только в том случае, если мы дадим себе труд понять вызовы эпохи и дать на них ответы не в интересах правящего капитала, каких-то групп и элит, а в интересах народа Российской Федерации. И будем готовы организационно и идейно к этому моменту. Надо помнить постыдную судьбу руководства КПУ, которая благодаря бездарной и продажной политике проиграла исторический шанс и отдала союзу либералов и нацистов Украину.
Так как мы на пороге кризиса, у левых больше шансов прийти к власти?
Пока нет. Левые сегодня в России не консолидированы и идеологически пребывают в достаточно тяжёлом положении. КПРФ, собственно, и не ставит своей целью приход к власти. Для неё целью является удержание позиций в Государственной думе, и она идёт на соглашение с властью, направляя членов своего ЦК губернаторами, встраиваясь в антинародную путинскую систему. А настоящие левые, в частности — Левый Фронт, только восстанавливают своё движение после тяжелых репрессий. Если брать исторические аналогии, то мы сейчас находимся на этапе «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Мы формулируем новые задачи, методологию и цели борьбы, чтобы перестать выглядеть такими странными фриками. Серьёзность наших намерений будет подкреплена не столько нашими митингами и демонстрациями, сколько нашей напряжённой интеллектуальной и организационной работой. Цели и задачи, которые новые левые ставят перед собой, и способы их выполнения — это является для нас главным вопросом на текущий момент.
Отмечу, что быть в подлинной левой оппозиции сегодня очень опасно. Настоящих левых, наследников большевизма и ленинского отношения к государству и революции, система боится по-настоящему. Потому что они являются единственной политической силой, которая может объединить всех, которая может разговаривать с национальными движениями на их языке. Но мы не боимся трудностей, поэтому смело идем вперед.
Вы видите серьезные политические перспективы у Левого Фронта?
Конечно, иначе я не вступал бы в него. Преимущество Левого Фронта — в его политическом формате. Я, например, принципиально не вступаю в партии. А Левый Фронт — это не партия, а общественная коалиция, которая включает в себя интеллектуалов разного профиля, стоящих на позициях народно-патриотического возрождения страны. Нам симпатизируют многие – от Александра Проханова до членов КПРФ. Левый Фронт для меня – антиэлитный фронт, отличающийся интеллектуализмом и свободой. Нас знают и слышат не только в России, но и в мире. Слышат меня, например, с большим уважением относятся к Сергею Удальцову. Борис Кагарлицкий очень хорошо известен в международном левом движении. Мне кажется, что наша спокойная работа без истерик, без каких-то воплей и криков может дать серьёзные результаты.
Если левые в России придут к власти, то как изменится национальная политика?
Национальная политика начнёт проводиться в интересах народов и национальных территорий. Я выступаю против ассимиляции народов, против превращения всех в обезличенную социально-экономическую общность, которая в современном мире считается нацией. Фундаментом прав человека является разнообразие мира. Мы, левые, выступаем за подлинную демократию, в том числе за право русского быть русским, татарина – татарином. Возможность человека ощущать свою этническую принадлежность к определённой нации — это очень важный аспект человеческой свободы. А левые — это именно те, кто выступает за свободу в её человеческом измерении.
А как было с национальной политикой в царской России?
В царской России до 1905 года была черта оседлости, была сегрегация не принадлежащих к господствующей Русской православной церкви: католиков, старообрядцев. Вообще царское правительство себя не утруждало тонкостью дефиниций. Например, всех тюркоязычных называло татарами: кавказские татары, поволжские татары, крымские татары, закавказские татары. В общем, в тонкости оно не вдавалось и больше ориентировалось на знать, а не на народ. Это привело к тому, что и старообрядцы, и евреи, и поляки, и кавказцы пошли в революционное движение. А мы делаем ставку на народ. И полагаем, что народ, в том числе национальное разнообразие, является солью земли и сутью истории.
Не только в царской России ущемлялась свобода вероисповедания. Советское правительство тоже это делало?
Разные советские правительства действовали по-разному. Большевики до 1927 года никакие религии особенно не ущемляли. Они просто подавляли клерикальные институты, которые стояли на стороне белого движения в Гражданской войне. Это, прежде всего, Русская православная церковь, часть реакционного исламского духовенства, протестантства и католики, которые поддержали поляков в Гражданской войне. Отношение ко многим религиозным институтам в дальнейшем было во многом наследием Гражданской войны. Но, допустим, в отношении мусульман советское правительство было достаточно либеральным. Оно разрешило шариатские суды и шариат на территориях, населённых мусульманами. Старообрядцам тоже дали полные права. Так называемые молокане, баптисты получили право на свободу от службы в армии, была введена альтернативная служба. Были достаточно наивные попытки, за которыми стоял Троцкий, создать красную обновленческую церковь. Это нельзя называть ущемлением религии. Ущемление религии началось при Сталине, когда перешли к радикальному построению социализма и формированию социалистического человека в том числе с помощью расстрелов, тюрем и репрессий. Между сталинизмом и советским большевизмом есть большая разница.
Почему в итоге распался Союз?
Советский Союз, на мой взгляд, распался вследствие предательства правящей элиты, её сепаратного сговора с Западом в обход интересов советского народа. Это был кризис, который политическая система просто не смогла преодолеть, во многом по случайным обстоятельствам. В истории всегда исход кризиса зависит от одного момента. Примени Янаев и Крючков в августе 1991 года реально силу, как Дэн Сяопин в Китае на площади Тяньаньмэнь, и совсем по-другому развивалась бы история. Не распался бы Советский Союз, если бы они решились арестовать Ельцина, например. Я уверен, что всё равно началась бы демократизация, было бы много чего. Мы жили бы в огромной стране, в которой было бы населения около 400 млн, а не 140 млн.
Советский Союз был огромным самодостаточным экономическим пространством. И кризис советской системы мало чем отличался, скажем, от кризиса американского 1929 года, который нам известен как Великая депрессия. Кризис испытывают все экономики, все системы. Но американцы, благодаря Кейнсу и Рузвельту, нашли в себе силы этот кризис преодолеть. А советская элита не нашла. Её жадность, глупость победила здравый смысл. Она предпочла частный интерес интересам целого, интересам страны. И получилось то, что получилось.
Ваша кандидатура выдвинута для участия в праймериз Левого Фронта по выбору кандидата в президенты от левых сил. Какие реформы вы бы провели, став президентом России?
В случае краха системы и революции, первым делом — национализацию банковской сферы и крупной промышленности, потом конституционную реформу, восстановившую бы власть советов и упразднившую президентство. Я закрепил бы многонациональную федерацию как союз народов, но на основе общего системного отношения к империалистическому Западу, а не как уступку национальным элитам. Я бы упразднил антинародную полицию и восстановил бы народную милицию. И я бы заключил союз со всеми мировыми силами, борющимися против империалистической агрессии Запада.
Но радикальные реформы невозможны, когда нет радикальной кризисной ситуации. Я бы избегал бланкизма и не провоцировал бы внутренний кризис, постепенно бы шёл к тому, чтобы наше государство стало соответствовать названию социального государства. Ограничил бы власть банковского капитала. Начал бы политические и финансовые репрессии против офшорной бюрократии. Созвал бы Чрезвычайную комиссию, наделённую широкими полномочиями для борьбы с теми, кто выводит из России капиталы. Я считаю, что это неизбежно привело бы к восстанию и даже к попыткам мятежа. Таким образом, этот гнойный нарыв прорвался бы. Я бы принял меры в отношении финансовой системы — прежде всего такие, которые прекратили бы полуколониальную зависимость России от западных денег. Провёл бы реформу образования, чтобы ориентировать образовательную систему на воспитание полноценной личности.
С чего может начаться революция в России?
Революция должна начаться с сердца каждого человека в отдельности. Как это было когда-то с маленьким Сашей Герценом, который со своим другом Александром Огарёвым в день казни декабристов дал клятву, что до конца жизни будет бороться за счастье народа. Судьба России изменилась благодаря тому, что два мальчика на Воробьёвых горах поклялись друг другу бороться за правду, за справедливость. Всё начинается с такого движения сердца. Я верю в мировую революцию как в буквальное преображение человеческих сердец и разумов, которые повлекут за собой, в том числе, изменение общественных и финансовых отношений. Революция начинается с искры, которая загорается в твоём сердце, когда ты понимаешь, что больше не можешь жить по-старому. И из искры возгорится пламя!
Беседовала Мария Кольцова