Сергей Падалкин 8 ноября оставил должность пресс-секретаря Пензенского обкома КПРФ, которую занимал почти 4 года. Теперь он на общественных началах руководит пресс-службой регионального отделения движения Левый Фронт. Сергею Падалкину 27 лет. Он отслужил в армии. Службу проходил сначала в военной разведке в Екатеринбурге, а затем на российской военной базе в республике Таджикистан. Учится на заочном отделении историко-филологического факультета ПГУ. К коммунистам, по его словам, пришел впервые из детского любопытства в 12 лет в родном Беднодемьяновске. Возможно, со временем увлечение коммунистическими идеями сошло бы на нет. Но попытки запретов со стороны администрации школы возымели обратный эффект. Он создал первичную организацию с одноклассниками. Принимать Сергея в комсомол в 2003 году приезжали в Беднодемьяновск Алексей Петров (ныне депутат Законодательного Собрания) и Владимир Симагин (сейчас проректор ПГУ). По собственным словам Сергея Падалкина, у него большая политическая биография. Он занимается борьбой больше, чем полжизни. О причинах смены оплачиваемой работы на общественную, о КПРФ, Левом Фронте, молодежи и многом другом Сергей Падалкин решил рассказать в этом интервью.
О Левом Фронте
Почему Вы ушли из КПРФ?
Я был и остаюсь членом КПРФ.
А как же Левый Фронт»?
Это общественное движение, куда входят люди левых взглядов, не обязательно коммунисты. Устав партии и Левого Фронта позволяет состоять и в КПРФ, и в Левом Фронте. Я ушел с работы – с должности руководителя пресс-службы. Региональное отделение движения Левый Фронт в Пензе мы с товарищами открыли ещё в 2009 году. Какой-то период оно находилось в замороженном состоянии. Мы ждали, когда Сергей Удальцов выйдет на свободу. В августе он вышел. Мы в день его освобождения провели акцию в сквере Дзержинского. И Пенза была первым регионом, куда Удальцов приехал после освобождения в сентябре. Он проводил пресс-конференцию, участвовал в митинге, встречался с активом. Сейчас стоит задача реанимировать Левый Фронт. С этим и связан мой переход на должность пресс-секретаря регионального отделения ЛФ.
Почему Вы решили активизировать свою деятельность именно в Левом Фронте?
Мне кажется, на двух стульях сложно усидеть. Даже когда я публикую пост в Фейсбуке, журналисты не понимают, в каком качестве я это сделал – пресс-секретаря обкома КПРФ или Левого Фронта.
Надо понимать, что КПРФ – это парламентская партия. И те вещи, которые я могу говорить как представитель Левого Фронта, я не всегда могу говорить как официальный представитель КПРФ.
Левый Фронт — более радикальный, более свободный. В плане протестной кампании мы можем выступать более открыто: перформансы, митинги, акции прямого действия. Что-то эпатажное, неординарное.
В чем отличие Левого Фронта от компартии?
Партия – это одна структура, жесткая вертикаль. Левый Фронт – более широкое движение. Здесь более демократично. Никаких партбилетов. Хочешь участвовать в работе – участвуй. В Левом Фронте могут быть люди разных левых взглядов. Потому что как в христианстве есть православные, католики, протестанты, так и в левой идеологии много разных ответвлений: сталинисты, маоисты, троцкисты… Анархисты – они тоже левые. Важно не допустить ситуацию, которая получилась на Украине. Когда был Майдан, вышло так, что левые силы оказались не способны влиять на ситуацию. Сейчас компартия Украины под запретом. Другие левые под запретом. Многие находятся в тюрьмах, преследуются за свои убеждения, кому-то пришлось покинуть страну. И фактически левые оказались за бортом. В итоге, к чему это привело? Сейчас там декоммунизация. Теоретически такая же ситуация возможна и в нашей стране. Возможно, даже ещё хуже, чем на Украине.
Вы имеете в виду, декоммунизация возможна?
Возможен Майдан вот этот. И, как следствие, не только декоммунизация, но и хаос, война, потеря части страны, экономическая нестабильность. Если мы посмотрим на историю, тот же Хосни Мубарак в Египте на последних выборах набрал почти 90% голосов. Колоссальная поддержка народа по результатам выборов. А в итоге, буквально через несколько месяцев его свергли. И во многих странах такое. Эти процессы не всегда предсказуемы. Если вдруг такие события начнутся, надо, чтобы левые не оказались за бортом. Я категорически против подобного сценария. Но, чтобы не допустить развала страны, декоммунизации и борьбы с коммунистами, левые силы должны быть сильными. Может быть, неправильно, что нет такой партии ленинского типа, с жесткой идеологией. Но, с другой стороны, сейчас такое время… Нужна ли такая партия? Это вопрос дискуссионный. Поэтому задача Левого Фронта – объединить разрозненных несистемных левых под общей платформой. Есть общие цели, за которые выступает Левый Фронт.
Озвучьте, пожалуйста, кратко эти общие цели.
Самое краткое ещё в 1917 году было сказано: власть – советам, фабрики – рабочим, землю – крестьянам. Сегодня наша главная цель – построение справедливого социалистического общества.
Более глубоко: масштабная национализация, прежде всего банковской сферы и стратегических отраслей промышленности, введение прогрессивного налога, поэтапное сокращение рабочего дня. Есть манифест Левого Фронта», и есть программа из 12 пунктов. Кроме глобальных вопросов – пересмотр итогов приватизации, национализация крупной промышленности, – есть вопросы и более мелкие. Например, ограничить плату за коммунальные услуги 5% от совокупного дохода семьи. Понятно, что этого сразу не добьешься, за это можно всю жизнь выступать. Это программа максимум, если левые придут к власти. Пока мы являемся оппозицией, причем несистемной, мы не можем провести национализацию, изменить тарифы ЖКХ. Мы сейчас делаем то, что мы можем делать.
В Пензе одна из приоритетных кампаний – защита ДК Дзержинского против передачи его в ведение церкви. В рамках этой кампании, в принципе, реально чего-то добиться.
Почему все-таки Вы сосредоточили свою работу на Левом Фронте»?
Многие люди, молодежь, не хотят идти в КПРФ по разным причинам. Куда они должны идти? Кто-то идет к либералам, в частности — к Навальному. Он, вроде бы, говорит правильные вещи. И идут туда даже люди, казалось бы, левых взглядов. Не сказать, что убежденные марксисты-ленинцы. Но у нас, если посмотреть, вся страна левых взглядов. Многие не осознают этого. Но, если по улице пройти и спросить: «А вы поддерживаете, что коммунальные услуги должны быть не больше 5% от дохода?», 99% населения поддержат. И все основные пункты нашей программы большинство поддерживает. Это левые идеи. Либералы же не предлагают проводить масштабную национализацию. Навальный и тем более Ксения Собчак никогда об этом не скажут. По сути, либеральные идеи среди широких народных масс не особо-то пользуются популярностью. Либеральные идеи – это какая-то незначительная часть интеллигенции, которая сидит в Фейсбуке. Поэтому мне кажется очень важным, чтобы к нам шла молодежь. Во-первых, чтобы не наломали дров. Ты можешь вступить на этот путь борьбы с режимом и лоб себе расшибить. Мы стараемся действовать в рамках закона.
Много людей в Пензе в Левом Фронте? У вас есть списки, точное количество участников?
Списков нет. Бюрократизировать лишний раз не хочется. К тому же организация такая, что полиция может прийти с обыском, как это уже было в 2011-2012 годах. Мы примерно представляем, какой есть актив, сколько есть сторонников. Нас пятеро в исполкоме: четыре координатора и я. На данный момент человек пятнадцать-двадцать готовы по первому кличу выйти на какую-то акцию.
Кроме пикетирования, какой ещё работой Вы занимаетесь?
Сейчас очень многое происходит в социальных сетях. Мы активно используем Фейсбук, Телеграм. В ходе подготовки акции по ДК Дзержинского была проделана большая работа. Мы пообщались с руководителями кружков, с детьми, с их родителями. Раздавали листовки у 44-й гимназии, где дети занимаются. Церковь этой передачей очень сильно настроила людей против себя. Наверное, 95% выступают за ДК. Процентов пять говорили, что им все равно. За неделю, что мы работали, всего один раз нам встретилась бабушка, которая очень агрессивно говорила, что надо это учреждение культуры отдать церкви. Оказалось, она работает в молельной комнате в ДК Дзержинского.
В чем Вы видите свою главную задачу в Левом Фронте?
Очень важно, чтобы акции, которые мы проводим, освещались в СМИ. Сейчас век информации. Ты можешь провести все, что угодно, но если это не покажут, про это никто не напишет, считай, что ты не проводил. Важно выстраивать работу и с журналистами, и в социальных сетях.
О сталинском центре и западной свободе
В качестве пресс-секретаря обкома КПРФ Вы участвовали в создании сталинского центра. Как Вы думаете, что было бы, если бы в XXI в. поставили памятник генералу Франко в Испании или Гитлеру в Германии?
Ну, не надо сравнивать. Это все-таки разные вещи. Надо же понимать: если бы не Сталин, неизвестно, выиграли бы мы войну. Фактически, Россия во вражеском окружении находилась с 20-х годов.
Я не хочу сказать, что Сталин был святой. Но надо понимать, что такое было время… Когда у нас был Сталин, посмотрите, в США чернокожих американцев линчевали за то, что шел по одной стороне дороги с белой женщиной. Во многих европейских странах фашистские режимы существовали на тот момент. Конечно, перегибы какие-то были. Безусловно, были и безвинные жертвы. Об этом не надо молчать. Об этом надо говорить, и коммунисты должны это делать. Но я бы не стал делать из Сталина какого-то тирана и зловещего диктатора. А по отношению к западным социал-демократическим режимам я иллюзий не питаю. Они немного странные, в моем понимании. Вот я был в Швеции. Мой товарищ Алексей Сахнин (один из лидеров Левого Фронта, сейчас в эмиграции) знакомит меня со своими друзьями: «Это Сергей, он открыл в Пензе сталинский центр». Они на меня смотрят такими глазами! Для них это что-то страшное невероятно. Хотя я не считаю себя убежденным сталинистом, говорю: «А что такое? У вас же тут свобода? Почему я не могу исповедовать такие взгляды?» Если вы говорите, что у вас свобода, почему она не всех касается? Если ты поддерживаешь Путина, в Швеции тебе скажут: негодяй, мерзавец. Если Сталина – ещё хуже. Если ты поддерживаешь геев – ты молодец. Это странная модель. Это не к социал-демократам вопрос, скорее вообще к понятию западной свободы.
О приватизации
Вы не думаете, что опыт Советского Союза дискредитировал масштабную национализацию?
Я думаю, нет. У нас прошла варварская приватизация в начале 90-х, в итоге газ, нефть, алмазы, другие природные богатства, которые, в принципе, принадлежат всему народу, принадлежат группе каких-то людей. В 90-х это были одни олигархи – семья Ельцина, так называемая, в широком смысле. Сейчас – другие олигархи, друзья Путина. Ну это разве справедливо? Почему единицы пользуются этим природным достоянием? Газпром, который называют «национальное достояние», Сбербанк тот же – это фактически частные компании. Это должно работать на все население.
Механизмы сделать это есть. Нас спрашивают, где взять деньги? Мы отвечаем: верните Газпром, Роснефть, Сбербанк и т.д. в собственность государства. Это раз. Введите прогрессивную шкалу налогообложения. Это два. Запретите вывозить капитал из страны. Это три. У нас же вывозятся колоссальные суммы через оффшоры и так далее. Все это необходимо ограничить и жестко контролировать. У нас же как таковой национальной буржуазии-то и нету. Все крупные олигархи собственность на Западе держат. Несмотря на санкции, у них дети за границей. У них виллы за границей. Яхты за границей. В случае чего, они сели на свой частный самолет и улетели, и их не найдешь. Их в России держат только ресурсы, которые они выкачивают.
Об идеалах
В какой-либо стране реализованы левые идеи, чтобы можно было сказать: это не сказка, не утопия, это существует?
Идеала такого, может быть, и нет, но есть примеры положительные. Есть Советский Союз.
Вы считаете Советский Союз положительным примером?
Да. Я не считаю это идеальным государством. Были разные минусы в разные периоды правления.
Еще какие-нибудь примеры есть?
Есть пример Кубы. Я думаю, если бы Куба не была в блокаде, там бы сейчас было все хорошо. На Кубе одна из лучших (если не лучшая) медицина в мире. Есть пример Китая. Понятно, есть везде издержки и минусы.
Можно сказать так: если реализовать идеи Левого Фронта, то мы будем жить, как в Советском Союзе, Кубе и Китае?
Нет, так сказать нельзя. Нужно просто брать все хорошее из этих примеров. Та же Белоруссия – социальное государство.
Можно сказать: если к власти придет Левый Фронт, мы будем жить, как в Белоруссии? Хочется что-то реально существующее. Западная Европа существует уже сейчас. Со всеми своими плюсами и минусами, она реализованный проект.
Западная Европа тоже разная. Есть Швейцария, прекрасная страна. Там любой вопрос решается на референдуме. Они оружие дома хранят. Ты идешь в армию, тебе дают автомат, ты с этим автоматом потом уходишь домой. И он у тебя в подвале лежит. Решили там это оружие убрать, потому что кто-то начал стреляться – тут же референдум. Нет, сказали люди, оставляем. Решили открыть общественный туалет на улице – улица голосует на референдуме.
Вы думаете, это хорошо?
Мы за это и выступаем. Мы хотим, чтобы была реальная власть народа. Вот там реальная демократия, все решают на референдумах. И без всякой фальсификации. Там люди реально думают, реально голосуют. Там президент у них в кафе ходит, можно подойти пообщаться. Президент, в принципе, ничего не решает, все вопросы люди решают сами.
Так все-таки, что лично Вам ближе: как в Швейцарии, Китае, Белоруссии или на Кубе?
Я вам говорю, что нужно брать лучшее. Я не говорю, что надо восстановить Советский Союз, как при Сталине. Я говорю, что люди, в принципе, могут сами решать свою судьбу. Это подлинная демократия. А не то слово «демократия», которое сейчас стало ругательством.
Как Вы думаете, у людей в нашей стране достаточный уровень договороспособности? Или надо людей этому учить?
У нас люди-то грамотные, на самом деле. Сейчас апатия есть некоторая. Большинство не участвует в общественной жизни, многие не ходят на выборы. Причин несколько. Во-первых, недоверие: что ходить, ничего не изменится. Гражданское общество как таковое есть, но маленькое. Если вовлекать людей, объяснять, что от тебя реально что-то зависит, думаю, люди у нас будут активными и сознательными. Если механизмы запустить… Чтобы человек пришел на митинг против той же передачи ДК Дзержинского, и власть его мнение услышала, сказала: давайте проведем переговоры, общественные слушания. Выслушаем тех, этих. Тогда и люди будут видеть: да, от нас что-то зависит.
Как Вы считаете, кроме того, чтоб выйти на митинг, какие должны быть способы влияния на власть? Митинг – это стандартная мера или все-таки исключительная?
Вариантов масса: ходить на выборы, участвовать в деятельности общественных движений, партий, союзов… У нас, бывает, общее собрание жильцов дома провести невозможно – кворум не набирается. Люди не хотят участвовать даже в том, что их непосредственно касается.
Одновременно Вы говорите: как классно в Швейцарии, по любому поводу референдумы. Как это состыковать?
Можно законодательными актами. Вообще, это прививать надо.
Сколько лет, по Вашей оценке, надо, чтобы привить желание участвовать в собраниях, референдумах? 10? 15?
Это смотря как делать. Я думаю, лет за пять даже можно. Люди должны увидеть, что они могут на что-то влиять.
