События в Волоколамске и Кемерово продемонстрировали, какая тонкая грань отделяет политическую стабильность от глубокого социально-политического кризиса, переходящего в суд Линча. Еще недавно власть выступала абсолютным победителем, демонстрируя urbi et orbi 76% голосов за Владимира Путина на президентских выборах. И вот уже через считанные дни многотысячные толпы возмущенных демонстрантов требуют отправить действующую власть в отставку, а губернатора Московской области закидывают снежками и прогоняют с городской площади. Прославившаяся в социальных сетях девочка в розовой одежде проводит ребром ладони по горлу, как бы подсказывая, что триумфаторы предвыборной гонки могут скоро стать жертвой народного самосуда.
Эти вспышки народного гнева вовсе не говорят о том, что выборы были тотально сфальсифицированы. Они лишь указывают на реальное значение, которое публичная политика приобрела в рамках российской политической машины. А это значение почти только символическое.
Триумфальный результат Путина на выборах можно считать итогом развития политической системы новой России за четверть века после 1993 года. На этот результат работала вся государственная машина: пропаганда, административное принуждение, недопуск независимых кандидатов и так далее. Именно поэтому этот результат был предопределен. Но именно по этой же причине он является не более чем политической тавтологией: это лишь громкая констатация известной и очевидной формулы сегодняшней российской государственности с ее авторитарной и несменяемой властной вертикалью. Президент в России – Путин; власть на выборах не избирают; население покорно и лояльно терпит произвол верхушки; оппозиция и инакомыслящие остаются на маргинальной периферии политической борьбы под прессом пропаганды, административного давления и репрессий. Все это отражается в путинских 76%, но все это мы знали и без всяких выборов.
Но за пределами этой триумфальной тавтологии, обращенной к внешнему миру, выборная кампания приобрела и другое содержание, менее торжественное, но возможно, существенно более значимое. Она ускорила и углубила и без того происходящий в обществе раскол. Рекордные цифры голосования за Путина уже используются и без сомнения будут использоваться всей правительственной бюрократией для обоснования того, что ничего в стране менять не надо. Что «созидательный курс» действующего президента и его правительства пользуется полной поддержкой народа. Именно такую оценку итоги выборов уже получили из уст пресс-секретаря президента Пескова (http://ren.tv/novosti/2018-03-24/peskov-uroven-podderzhki-putina-na-vyborah-oznachaet-doverie-ego-programme) и других представителей официоза.
С другой стороны, этот же запредельный результат действующего президента и возможная консервация социально-экономической ситуации в стране может стать решающим фактором для эволюции другой силы в российском обществе – эволюции коллективного Павла Грудинина.
В начале апреля в здании Академии наук в Москве прошел Московский экономический форум. Пленарная дискуссия МЭФ собрала сразу двух недавних кандидатов в президенты – Павла Грудинина и Бориса Титова, а также главного идеолога российских кейнсианцев Сергея Глазьева, президента РАН, академика Александра Сергеева, Оксану Дмитриеву, Константина Бабкина и других известных деятелей.
По существу, МЭФ стал точкой сборки для недовольной части российской элиты, интеллектуалов, политиков и бизнесменов, которые противопоставляют себя участникам Гайдаровского форума с его идеологией глобализации, либерализма, представительством крупнейших транснациональных корпораций и прямым патронажем российского правительства. Если участники Гайдаровского экономического форума — это те, кто формировал социально-экономический курс страны последние 20 лет, то спикеры МЭФ — это их главные на сегодняшний день оппоненты.
Главное программное требование МЭФ сформулировал Павел Грудинин: «Мы хотим, чтобы экономическая ситуация стимулировала производство и покупку». По существу, это краткое содержание кейнсианской критики неолиберализма, которое и объединило крупных бизнесменов-производственников. Между ними, конечно, есть масса разногласий, идеологических и практических нюансов, но стратегически они выступают единым фронтом. Об этом прямо сказал Борис Титов: «Вот на этой базе мы могли бы объединиться, и тогда что-то бы изменилось в сознании нашего правительства».
Один за другим почти все участники МЭФ с поразительной откровенностью озвучивали свое видение стратегии перемен. «Мы все молимся, что президент нас услышит, и вот эта программа «20 шагов», которая была востребована… Мы говорим: у нас есть программа. Мы хотим правительство народного доверия», — говорил с трибуны Павел Грудинин. Эта стратегия давления на власть, попыток вынудить ее к смене социально-экономического курса без стремления к смене самого политического режима была главным содержанием и кампании самого Грудинина, и всех политических, медийных и лоббистских усилий российских промышленных кругов за последние несколько лет.
В принципе, политика администрации президента во время предвыборной кампании, жесткая травля Грудинина во всех государственных СМИ, фальсификации, давление на его предприятие, – все это свидетельствует о том, что молитвы кандидата от КПРФ остались не услышанными. Сейчас съезд МЭФ, этот съезд «красных директоров», ждет и верит в перемены. Последним рубежом в этом плане остается инаугурация Путина и назначение нового состава правительства. Об этом прямо говорил Грудинин: «Мы сидим и ждем перемен. А перемены в ближайшее время произойдут, они не могут не произойти. После инаугурации президент скажет, какой экономический блок у нас есть. Но! Если он опять либеральный, если опять можно штукатурить как угодно эту стенку, но она уже гнилая насквозь, она разваливается… Понятно одно: в ближайшее время экономическую политику надо поменять в сторону людей и в сторону производства. Если этого не произойдет, с нами будет тоже самое, что с СССР 20 лет назад».
76% за Путина – это мощнейший пропагандистский и аппаратный аргумент в пользу того, чтобы оставить молитвы Грудинина и его коллег по цеху без ответа. А разбитые надежды этого массового слоя российской буржуазии могут дорого обойтись всей политической машине позднего путинизма.
«Красные директора» или производственная буржуазия плюс та часть государственной бюрократии, которая связана с ней, — это довольно важный элемент постсоветского общества. В 1990-е годы эта социальная сила создала крупнейшую оппозиционную партию – КПРФ. За считанные годы они получили крупнейшую фракцию в парламенте, «красный пояс», где губернаторами были члены компартии, и, в конце концов, правительство Примакова-Маслюкова, остановившее крах национальной промышленности, вызванный радикальными либеральными реформами. На социальном уровне «красные директора» к концу 1990-х фактически взяли реванш у либеральной олигархии, захватившей власть в Кремле.
В самом конце правления Ельцина была предпринята попытка создать новую политическую конструкцию, которая могла бы не просто выражать интересы «реального сектора», но перехватить верховную власть у финансово-сырьевой олигархии, сгруппировавшейся вокруг непопулярного президента. Речь идет о блоке «Отечество-Вся Россия» Примакова-Лужкова-Шаймиева. Только путем максимального напряжения сил в условиях крайне выгодной для России экономической конъюнктуры (начался цикл быстрого роста цен на энергоносители), за счет использования истеричной пропаганды (Доренко и Ко) ельцинское окружение сумело удержать власть в своих руках и передать ее администрации Путина и Волошина. Но политическое поражение ОВР не было полным. Эта коалиция была инкорпорирована в государственную политическую машину, став кадровой базой нынешней «Единой России».
За фасадом политического объединения остался социальный процесс, когда бывшие «красные директора» превратились в основное звено путинской вертикали власти, получая от центра разные отступные (от госдотаций и госзаказов до доступа к приватизации госпредприятий, которая не останавливалась на протяжении всей путинской эры). В обмен от них требовалась безусловная политическая лояльность Путину. Более того, именно среднее звено номенклатуры и руководство крупных предприятий обеспечивали массовое лоялистское голосование на всех выборах за последние полтора десятилетия. Опора на эту часть отечественного капитала делала режим Путина относительно прочным.
Но экономический кризис, падение доходов бюджета и покупательной способности населения, резкое усложнение доступа к западному кредиту в связи с новой холодной войной подорвали основу этой социально-политической коалиции. Противоречия стали расти. До сих пор они проявлялись через рост лоббистских и медийных усилий кейнсианской фронды против неолиберального правительства. Но минувшая предвыборная кампания стала важнейшим этапом организации и структуризации политического представительства промышленной буржуазии. А вымученные АП 76% за Путина и жесткое пропагандистское и административное давление на Грудинина могут стать причиной разрыва исторического блока, делавшего путинизм таким витальным.
Главным предметом предвыборной кампании с самого начала был не президентский пост, а социально-экономический курс, т.е. по существу, функционал правительства. Поэтому и назначение нового кабинета станет решающим моментом, после которого отношения правящей олигархии и ее сколько-нибудь широкой социальной базы могут радикально измениться.
Есть сколько угодно рациональных политических и экономических аргументов в пользу «левого поворота», которого от Путина требуют участники МЭФ (и которого, согласно большинству социологических исследований, ожидают избиратели Путина). Но главная особенность построенной в нашей стране политической машины – это то, что она вырабатывает решения не столько под влиянием аргументации, сколько под давлением текущих интриг двора – ближайшего окружения правителя, людей, добившихся влияния, организуя досуг первого лица или участвуя с ним в спортивных соревнованиях. Кроме того, узкая олигархия, эксплуатирующая сырьевые богатства страны и контролирующая верхушку государственного аппарата, настроена категорически против подобных левых экспериментов. Поэтому, шансов на реальный разворот государственного курса совсем не так много, как многим думается.
Вопрос в том, что произойдет с «коллективным Грудининым». Как отреагирует большая часть промышленной буржуазии на отказ Кремля от необходимых и неотложных компромиссов? Не надо быть пророком, чтобы предположить, что эта до сих пор лояльная и настроенная на умеренные перемены среда довольно быстро радикализируется. Историческим примером такой эволюции можно считать историю Прогрессивного блока – широкой коалиции, созданной в Государственной Думе в годы Первой мировой войны. Первоначально — для помощи правительству в проведении необходимых для победы экономических мероприятий, но быстро превратившейся в главную оппозиционную силу страны из-за полной неспособности царского правительства адекватно реагировать на углублявшийся кризис.
Второй ключевой вопрос, от которого будет зависеть политическая эволюция России в ближайшие месяцы – это вопрос давления снизу. Скорость радикализации «коллективного Грудинина». Сами темпы развития социально-политического кризиса в России и его вектор сейчас впервые – после многолетнего перерыва – будут зависеть от социального протеста. Давление снизу, примеры которого мы видели в Волоколамске и Кемерово, могут резко ускорить все эти процессы и приблизить наступление перемен (необходимость которых никому, кроме Пескова и сотрудников АП доказывать уже не надо).
Волоколамский протест словно магнит притягивал к себе политических оппозиционеров. Но он пока остается слишком изолированным, чтобы в нем решились принять участие тот же Грудинин или его осторожные коллеги по МЭФ. Но расширение поля подобных социальных взрывов (а объективных условий для них становится все больше) неизбежно приведет к тому, что такой момент настанет. И вот этот момент и станет точкой, когда количество перейдет в качество. Когда желание получить поддержку протестующих масс станет для условного (а, пожалуй, и реального) Грудинина сильнее, чем страх бросить прямой вызов администрации президента, именно в этот момент карточный домик путинских 76% начнет рассыпаться в прах.
Алексей Сахнин, Левый Фронт-Швеция
