На этой неделе в Совете по правам человека (СПЧ) прошло спецзаседание на тему «Общественное участие в противодействии экстремизму и терроризму». Выступая на этом мероприятии, правозащитник Лев Пономарев обратил внимание своих коллег на проблему государственного экстремизма. Методы и действия государственной машины, направленные на борьбу с терроризмом и экстремизмом, таковы, что подталкивают граждан к радикальному поведению.
«Потому что борьба с терроризмом и экстремизмом служит основанием для постоянных ужесточений в законодательстве и правоприменении, направленных исключительно на урезание гражданских свобод», — уверен Пономарев.
В своей речи правозащитник фактически констатировал, что в погоне за контролем над ситуацией власти наспех принимают законы, которые зачастую трактуются вольно и используются в борьбе с политическими противниками и инакомыслящими.
«К списку этих законов относятся статьи 205.2 (призывы к терроризму), 275 (госизмена), 280 (призывы к экстремизму), 280.1 (призывы к нарушению территориальной целостности), 282 (экстремизм), 148 (оскорбление чувств верующих), 354.1 (реабилитация нацизма) УК РФ», — отметил Пономарев.
Публикация данных из открытых источников, лайки и репосты в соцсетях, размещение цитат известных писателей и отрывков произведений, отправка СМС-сообщений, высказывание своей политической позиции, заявления о своей религиозной принадлежности, общественно-политические дискуссии, борьба гражданских активистов за свои права, политическая деятельность— это все уже завтра может сделать любого из нас политическим заключенным.
Разбираясь в этой теме, я решил пообщаться с теми, кого власти преследовали за их активную деятельность. Чтобы выяснить, каково сейчас быть политзаключенным в России.
Вы кто такие?
Универсальных критериев, определяющих, кто такой политический заключенный, и удовлетворяющих всех, в международной правоприменительной практике не существует. Только в октябре 2012 года Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) удосужилась принять резолюцию, объясняющую, что следует понимать под статусом «политзаключенный».
- Арест нарушает базовые гарантии Европейской конвенции о защите прав человека, в особенности в части права на свободу мысли, совести, религии, свободу выражения мнения и информации, а также свободу собраний и ассоциаций.
- Арест налагается исключительно по политическим причинам.
- Срок или условия заключения непропорциональны тяжести преступления.
- Арест носит дискриминационный характер по сравнению с другими лицами.
- Заключение стало результатом судебных разбирательств, которые носили явно несправедливый характер и были связаны с политическими мотивами власти.
«Мы ясно понимаем, что в силу недостатка информации те люди, которые в наших списках есть, — это только часть, меньшая часть тех людей, которые должны попадать под статус политзаключенного», — рассказал «Шторму» руководитель программы «Поддержка политзаключенных и преследуемых гражданских активистов» ПЦ «Мемориал» Сергей Давидис. По словам правозащитника, выводы о том, кто является политзаключенным, делаются только на основании анализа дела. Однако далеко не по всем делам такой анализ оказывается возможным — из-за отсутствия доступа к материалам.
В списках правозащитного центра «Мемориал» 118 человек имеют статус политзаключенного. Единого портрета нет, заявил Давидис.
«Это совершенно разные люди, разные группы. И гражданские активисты, и крымские татары, и граждане Украины, и люди, которые написали что-то нехорошее насчет власти, и просто гражданские активисты, которые вступили в конфликт с какими-то локальными властными элитами в связи с точечной застройкой, жульничеством с тарифами ЖКХ, экологическими проблемами», — пояснил он.
В свою очередь, адвокат Дмитрий Аграновский утверждает, что за последние годы ситуация изменилась. Тема политзаключенных была монополизирована бандеровцами и откровенными предателями, вследствие чего стала размытой и дискредитированной.
«Нормальные политзаключенные были типа болотников или нацболов. Сейчас эта тема поднимается в связи, например, с делом Олега Сенцова (украинский режиссер, осужденный на 20 лет строгого режима за подготовку терактов на территории Крыма. — Примеч. «Шторма»). Олег Миронов, например (активист «Другой России», распыливший газ из баллончика на концерте Андрея Макаревича; получил три года колонии строгого режима. — Примеч. «Шторма»), — 100-процентный политзаключенный, который был совершенно неадекватно привлечен к ответственности за протест на концерте Макаревича, его никто из правозащитных организаций политзаключенным не признавал», — негодует адвокат.
Несмотря на разные подходы к критериям, одно можно сказать точно: если ты не имеешь отношения к большой политике и потенциально не представляешь опасности для властей, политического заключенного из тебя не сделают.
Борьба с фронтом недовольных
Одним из самых ярких политических процессов последних лет можно назвать «болотное дело». Во время предполагаемых массовых беспорядков на Болотной площади 6 мая 2012 года были задержаны около 400 человек, возбуждено порядка 30 уголовных дел в связи со случаями насилия в отношении представителей органов правопорядка.
Основной движущей и самой опасной для властей силой во всем этом процессе были представители «Левого фронта» и лидер внесистемных левых Сергей Удальцов. Федеральные СМИ устроили травлю оппозиционера и его соратников, что в итоге привело к заключению Удальцова в места не столь отдаленные на 4,5 года.
«Репрессии осуществляются точечно. Выбивают из игры наиболее активных людей, наиболее оппозиционно настроенных. Тех, кто потенциально опасен для власти. Власть неглупа. Она очень четко анализирует и отслеживает тех, кто для нее опасен, — рассказал Удальцов «Шторму». — Здесь действует принцип: был бы человек, а статья найдется. Власть работает хитро. Формально нет ни статуса политзаключенного, ни статей политических. Но реально они есть. Те, кто сидят по статье 282, по статьям, как у нас, за массовые беспорядки, какие-то действия в отношении сотрудников власти, сотрудников полиции. Человек осужден вроде бы формально по уголовной статье, а если покопаться, почитать его дело, пообщаться с ним, то можно понять, что человек пострадал за свои взгляды, мировоззрение, жизненную позицию, активность гражданскую».
По мнению оппозиционера, гражданское общество в современной России взято в тиски.
«Любой шаг влево, шаг вправо трактуется как нарушение, а впоследствии — как уголовное деяние. Соответственно, человек за свои политические взгляды может отправиться на несколько лет в тюрьму. Никому этого не пожелаю», — отметил он.
Абсурд вместо суда
Не меньший интерес представляет суд над так называемыми фигурантами дела о референдуме за ответственную власть. Летом 2015 года публицист и общественный деятель Юрий Мухин и его соратники Валерий Парфенов, Кирилл Барабаш и журналист РБК Александр Соколов были заключены под стражу. Их обвиняли в продолжении экстремистской деятельности в составе запрещенной организации «Армия воли народа». По версии следствия, они приступили к созданию инициативных групп для проведения референдума о внесении поправок в Конституцию и принятия закона «За ответственную власть».
10 августа 2017 года был оглашен приговор. Юрий Мухин — четыре года условно, год ограничения свободы. Соколов — 3,5 года лишения свободы. Барабаш — четыре года лишения свободы и лишение воинского звания подполковника. Парфенов — четыре года лишения свободы.
В разговоре с журналистом «Шторма» Юрий Мухин подробно и очень эмоционально рассказал о политической расправе над активистами.
«По нашему делу 130 человек получали зарплаты. Это оперативные работники по всем областям этого центра «Э», два генерал-майора. Все писали, переписывали, устанавливали слежку, прослушивали телефоны. В результате они подслушали только одно, что мы занимались референдумом. А им нужно дело раскрыть. А у них хрен сделано», — пояснил Мухин, подчеркнув непрофессионализм судей и правоохранительных органов.
«У нас закон, который власть, конечно, ненавидит. Сама идея. То, что мы хотим принять на референдуме. Закон об ответственности власти. Вы просидели свой срок — теперь народ должен вас оценить. Довольны вами или недовольны. Конечно, это власти поперек. Но ситуация сейчас такая в правоохранительных органах, что я даже не ставлю это на первое место. На первом месте идет идиотизм! И подлость тех, кого набрали. Первый следователь, который возбудил против нас дело, сейчас сам находится под следствием, потому что именно он перевозил вот те полмиллиона долларов взятки за то, чтобы Шакро Молодого выпустили на волю. Руководитель следственного органа, его зам, их фамилии по всему делу у нас стоят, уволены! Потому что они организовывали эти взятки. И эти люди выходят и судят! Страх страшнейший перед народом», — рассказал общественный деятель.
Никакой корысти, никаких денег. Взятки не брали, не воровали. Не насиловали никого, не убивали. Да что там — даже на красный свет не переходили. В связи с чем судимы? За попытку проведения референдума. И не только. Журналист РБК Соколов здесь выделяется особо. Буквально перед задержанием он выпустил разгромные статьи по сочинской Олимпиаде и космодрому Восточный. Кто же они, если не политические заключенные?
Дело о покушении на Чубайса
В не столь далеком (в рамках истории) 2005 году шел процесс по делу о покушении на главу РАО «ЕЭС» и одного из авторов либеральных реформ 90-х — Анатолия Чубайса. Подсудимые — полковник ГРУ Генштаба ВС России Владимир Квачков, военнослужащие ВДВ в отставке Александр Найденов и Роберт Яшин, а также сын экс-главы Министерства печати Бориса Миронова Иван Миронов. В те же годы он был помощником депутата Госдумы от фракции «Родина» Сергея Глазьева. Процесс длился три года. Доказать причастность подсудимых к покушению не удалось.
Иван Миронов поделился мыслями со «Штормом» насчет политических преследований в России. По его мнению, все, кто сегодня не встроены в системную оппозиции и занимаются публичной политикой, в той или иной мере находятся под пристальным взором правоохранительных органов, под гнетом уголовного преследования.
«Такое ощущение, что это делается не во благо властей предержащих, а наоборот. Потому что, уничтожая легальную политику, выжигая информационно-политическое поле, они фактически создают предпосылки для организации политического подполья. И тогда люди от легальных методов будут вынуждены переходить к полулегальным и даже нелегальным. Соблюдая жесточайшую конспирацию и так далее», — рассказал адвокат.
Для чего это делается? Все очень просто. «Если перед репрессивным аппаратом стоит задача уничтожать, выжигать, выкорчевывать, они это успешно реализуют», — считает оппозиционер. При этом он добавил, что против его отца, экс-министра печати Бориса Миронова, до сих пор возбуждаются уголовные дела по части экстремизма. Последний приговор был в прошлом году — 100 тысяч рублей штрафа за неугодные высказывания в книге, написанной 10 лет назад.
Лицензия на нарушение законов
Избыточные меры репрессивного воздействия и борьба с любым инакомыслием — одни из самых главных критериев политзаключенных. Агония власти, которой нечего предложить своему народу. Потому она и пускается во все тяжкие. Лишь бы не предложил никто другой.
«В каждой уважающей себя стране они должны быть. Это доказывает, что мы — несломленная нация. Если есть за что зацепить, то зацепят. Остается непостижимой неуязвимость Алексея Навального, у которого две судимости, почему-то условные. Во всей русской истории нет ни одного случая, чтобы человек отсидел одну ночь в СИЗО, а утром его выпустили бы, заменив наказание на условное», — заявил «Шторму» один из наиболее ярких внесистемных политиков 90-х и нулевых, основатель запрещенной ныне НБП и лидер «Другой России» Эдуард Лимонов.
«Наша страна — абсолютистская. Это ясно. Политикой здесь нельзя заниматься, так считает власть. Вести себя надо должным образом. Я хотя бы знал, за что я сидел. Я получил очень мало — четыре года, потому что все остальные статьи не смогли доказать. Но я получил все-таки за организацию попытки переворота в Северном Казахстане, чтобы присоединить его к России. Я считаю, что мне за это орден еще полагается и его когда-нибудь посмертно дадут», — сыронизировал Лимонов.
Государственная политика сегодня направлена на поиск врагов. Возможно, в этом даже был бы смысл, если бы искали действительно врагов. Но не строя, а страны. Перед правоохранительными органами стоит задача — найти и посадить. Находят, сажают. Но не всегда тех, кто того заслуживает.
